Я родился в 2000 году, вырос в маленьком городке на северо-востоке Огайо. У нас был обычный одноэтажный домик в стиле ранчо — три спальни, всё на одном уровне. Почти всю жизнь мы жили вдвоём с мамой. Отец ушёл, когда я был младенцем.
Она была хорошей матерью, насколько я помню. Денег у нас было немного, но она всегда заботилась, чтобы у меня было всё необходимое. Работала официанткой в кафе в центре города. Всегда уставшая, но добрая. По вечерам мы смотрели фильмы, она укрывала меня одеялом, целовала в лоб и говорила, что любит. С ней я чувствовал себя в безопасности.
Кроме момента, когда нужно было ложиться спать.
Мне было лет шесть или семь, когда я впервые это заметил. Однажды вечером, после того как мама пожелала мне спокойной ночи и выключила свет, я услышал скрип пола. Не где-то в коридоре — прямо у моей кровати.
Я замер, прислушиваясь. А потом услышал её дыхание. Медленное. Тяжёлое. Прямо подо мной.
Я наклонился через край кровати и прошептал: — Мам?
Ответа не было. Только тихий смешок. Не злобный. Не весёлый. Просто... странный.
Я позвал её громче. Через несколько секунд она выползла из-под кровати, будто так и надо. Улыбнулась и сказала: — Спи, милый. Мамочка рядом.
А потом вышла из комнаты.
На следующую ночь — то же самое. Я услышал, как она заползает под кровать сразу после того, как гаснет свет. Шлёпанье коленей и ладоней по полу, как прогибается матрас, когда она устраивается. И снова это дыхание.
Я был слишком мал, чтобы всерьёз задаваться вопросами. Думал, может, это такая её игра. Но с возрастом я всё яснее понимал — это была вовсе не игра.
Это стало ритуалом. Она укрывала меня, выключала свет... и пряталась под кровать. Каждую чёртову ночь.
А потом начали происходить странности.
Она стучала по дереву под матрасом, в каких-то причудливых ритмах. Три удара, потом два, потом четыре. Иногда это походило на мелодию, иногда — просто на хаос. Если я шевелился или садился — она прекращала, пока я снова не ложился.
Несколько раз я замечал, как она выглядывает из-под кровати. Чувствовал взгляд — смотрел вниз, и там, в темноте, в тусклом свете из коридора, виднелось её лицо. Одно глазное яблоко поблёскивало. Без выражения. Просто смотрела.
Я перестал нормально спать. Лежал неподвижно, укутанный с головой, боясь даже пошевелиться. Стоило мне попытаться выбраться из кровати — она хватала меня за лодыжку. Не сильно. Но достаточно, чтобы остановить. И снова — этот тихий, странный смешок.
Я никому не рассказывал. Как это вообще объяснить, будучи ребёнком? Мне казалось, что мне не поверят.
Не каждую ночь происходило что-то пугающее. Иногда она просто лежала в тишине. Порой я слышал, как она шепчет что-то себе под нос. Слова были неразборчивыми, ровными, будто она разговаривала с кем-то... кого я не мог услышать.
Так продолжалось годами.
Днём она была обычной. Делала мне обеды, помогала с уроками, шутила, обнимала. Помню, как однажды, когда мне было около десяти, я набрался смелости и спросил её: — Мам, а зачем ты спишь под моей кроватью?
Она моргнула и улыбнулась: — Ой, глупыш, я такого не делаю. Наверное, тебе всё это снится.
Но той ночью она снова была там. И стук был громче.
К девяти-десяти годам я перестал заглядывать под кровать. Старался спать на диване, когда был шанс.
Когда мне исполнилось одиннадцать, мама сказала, что я уже достаточно взрослый, чтобы иметь замок на двери. С тех пор она больше не заходила в мою комнату.
Я не знаю, зачем она это делала. И не знаю, почему прекратила.
Она умерла, когда мне было двадцать три. Рак. В последние недели часто путалась в мыслях, теряла связь с реальностью. Но однажды ночью, когда я сидел у её кровати, она крепко схватила меня за запястье и чётко произнесла:
— Я оберегала тебя, понимаешь? Ты никогда не был один ночью.
Я до сих пор не понимаю, что она имела в виду.