— Ты сегодня утром оставил ящик с приборами открытым, — сказала она, выходя из спальни. Позднее утро заливало кухню мягким светом.
— Ты долго спала, — машинально ответил я, а потом задумался над её словами. Справа от меня стояла кухонная стойка, уголком уходившая в глубь. Все ящики, дверцы, шкафчики — закрыты.
Нахмурился. Ага, я же хотел пожарить яйца. Открыл ящик — достать лопатку, потом — холодильник, шкафчик. Сковороду уже собирался поставить, как что-то тупое ткнуло в бок. Ящик. Я забыл его закрыть.
— Ну, сон у тебя, конечно, реалистичный, — усмехнулся я. Она стояла в проёме, освещённая солнцем, в пижаме, растрёпанная, домашняя.
За четырнадцать лет брака я ни разу не видел, чтобы она дремала днём. Говорила, что если тянет в сон — день прожит не зря. Всегда в движении, всегда в делах. Утренние зарядки под ТВ, пробежки, вечера в офисе — она никогда не сидела без дела.
А теперь — спит. Суббота, полдень. Я пришёл из магазина, а она — свернувшись калачиком на диване.
— Дорогая? — я поставил пакеты на стол, подошёл и потряс её за плечо.
Она тут же проснулась, зевнула.
— Ой. Прости, кажется, вырубилась, — потёрла глаза. Я заметил одеяло, подушку под головой. Всё аккуратно.
— Всё хорошо. Ты устала, это видно. Я всю неделю тебя почти не видел.
Она покачала головой — мол, пустяки. Но вдруг сказала:
— В магазине не было той самой «нашей» белизны. Ты в последнее время быстро её расходуешь, да?
Я застыл. Глянул на пакеты. Они были полупрозрачные, но не до такой степени...
Остаток выходных прошёл быстро. Она дремала. А я — смотрел сериалы, играл. Я люблю свою жену. Но когда она не спит — дела, напоминания, заботы. А так... хоть немного тишины.
— Как прошёл день на работе? — спросил я в понедельник за ужином. Простая лазанья из духовки. Почти как готовое блюдо, но она не возражала.
— Странно тихо было, — сказала она. — Даже подремать успела в обед.
— Что, прямо на работе? — удивился я.
Она сморщила носик:
— Ну, на перерыве. Но да. — Сделала паузу, потом добавила: — Ты опять приготовил слишком много еды?
— Что? — я посмотрел на тарелку. Пусто. Глянул на плиту — там, как и было, осталась вторая половина лазаньи. Я посмотрел на неё — она уже вставала, накрывая тарелку салфеткой.
Салфетка была... странно бугристая. Как будто под ней остались куски. Но почему —
Было всего шесть вечера. Она уже лежала на диване. Без слов. Одеяло, подушка — всё как всегда.
Я не знал, смеяться или кричать. За все годы брака она никогда не оставляла стол неубранным. Всегда сразу мыла посуду. Говорила: «Если оставить на утро — потом не отмоешь».
— Побудь ещё немного, потом рано ляжешь, — мягко сказал я, тронув её за плечо. Она не отреагировала. Я не стал настаивать.
Посуду мыл я.
На третьей неделе этих дневных снов и странных комментариев я перестал будить её. Она перестала помогать по дому. Полы не подметены, пылесос — пылится, подушки — воняют. Я не знал, что делать. И каждый раз, когда она просыпалась — говорила то, чего не должна была знать.
— Ты оставил рабочие ключи на столе.
— Не стоило кричать на того стажёра. Он же мальчишка.
— Сегодня после работы ты принял важное решение. Но рад, что сделал это.
— Забыл заправиться. Много ездил. Надо быть внимательнее.
— Ты был так погружён в мысли. Почти забыл про него.
— Слишком много еды снова.
— Ты снова скатываешься в старые привычки.
— Что не так с нашей белизной? Почему ищешь ту, что у матери?
— Ты сегодня забыл позвонить на работу и сказать, что заболел.
— Ты не забудешь меня, как забыл остальных.
Я подскочил. Я в кровати. Дыхание сбивчивое, тяжёлое. В доме — гробовая тишина. Я посмотрел налево. Её место. Впало, будто кто-то всё ещё там. Я протянул руку — только холодный, затхлый воздух. Запах в доме сменился недели назад. Ни свечей, ни свежести. Остался… Я не знаю, как это описать. Но когда-то я называл это страхом. Может ли запах быть чувством? Кажется, да.
— Ты не забудешь меня.
Что?
Я сбросил ноги с кровати и потянулся к лампе. Щёлк. Слишком ярко. Она проснётся. Быстро выключил. Моргнул. Привык к темноте.
— Ты не забудешь меня.
Ноги ватные, суставы будто ржавые. Вышел в гостиную. Мельком увидел своё отражение в зеркале. Я шёл, но руки… не двигались. Веки просили моргнуть, но — ничего. Ни одного мигания.
В гостиной — диван. Комок под одеялом. Дышит? Или это просто тени пляшут в полумраке?
Я сел у её ног. Подушка — пожелтевшая, мокрая. Шевелится. Одеяло двигается. Но не она. Не она.
Я не посмел снять одеяло с её головы. И всё же — как она знает, что я хотел? Может, мы по-настоящему бодрствуем лишь во сне?
Я больше не знаю, когда она перестала вспоминать прошлое и начала предсказывать будущее. И важно ли это?
Так или иначе, всё было предрешено с того момента, как она начала видеть то, что я сделал.
Я погладил одеяло поверх впалой формы. Столько я похоронил в себе. Утопил в тумане юности. А это — это я хотел помнить.
— Я не забуду тебя.